Отличились и дауры — мало того что они, перебив охрану, увели у чахарских воинов табун коней, так еще и уничтожили врагов, бросившихся за ними в погоню. В итоге сегодняшнего боя городок был занят сунгарийцами, а маньчжуро-чахарское войско перестало существовать, лишившись не только припасов, знамен и оружия, но и самого главного — своего офицерского состава, захваченного в плен. То-то Матусевичу недавно пришли заявки от северобайкальской свинцовой плавильни на рабочие руки, числом в два десятка.
Едва ли не главным итогом боя стало пленение двух иезуитов, оставшихся в живых, — португальца Гонсалу ди Соуза и некоего Жана, назвавшегося Иоганном Паулем фон Рихтером.
Специалистов по португальскому языку среди спецназовцев, что естественно, не было. А вот с немецким дело обстояло лучше. Однако Мирослав понимал, что современный этому времени язык далек от того, на коем говорили немцы в его прошлой жизни. Здешний русский-то поначалу бывал для Гусака сложен, нужно было время, чтобы к нему привыкнуть.
— Мартын! — Капитан зашел в палатку связи к радистам. — У тебя немецкий — свободный?
— Нет, — покачал головой плотный, начинающий седеть лейтенант гвардии. — Я в польском хорошо секу, мазовецкий диалект. А в немецком Гамшик силен, старпом на канонерке.
— Точно! Вызывай Марека немедленно! — приказал Мирослав и вышел из палатки.
Задумчиво походив по бывшей минометной позиции, он окончательно составил для себя план дальнейших действий. Коль уж тот маньчжур был уверен в том, что он, Мирослав, есть такой же иезуит, что и те, кто служил империи Цин, то грешно будет разочаровать его в этом. Стало быть, он чужеземец на службе у Сокола, князя северных варваров. Отлично! Теперь нужно сыграть на противоречиях, представить маленький спектакль с далеко идущими последствиями. Только и всего. А то, что чужаки европейцы далеко не всем сановным маньчжурам при дворе малолетнего императора Фулиня и принцев-регентов по душе, Гусак знал уже давно. Тем лучше.
Двух чиновных маньчжуров — советника губернатора Дачэня и помощника фудутуна Айжиндая — привели на лужайку и долго держали на солнцепеке под дулами винтовок. Позже обоих иезуитов сунгарийцы пригласили в большую штабную палатку, причем полог был откинут таким образом, чтобы маньчжуры смогли увидеть все происходившее там. Европейцам предложили чаю, а также овсяное печенье с орешками и медом. Они сидели на удобных, обитых шкурами лавках со спинками. Маньчжурам не дали даже воды, продолжая держать на солнце под охраной двух дауров. На виду у важных пленников сунгарийцы нарочито шумно, с комментариями, осмотрели на предмет крепости тела двух десятков пленных офицеров из знаменного чалэ, а также захваченных в городке. После чего их отправили строем под присмотром всадников к берегу реки. Дачэнь и Айжиндай одновременно видели, как уважительно их враги отнеслись к плененным ими чужеземцам-христианам. Видит небо, для людей Сокола эти предатели и вовсе не были пленниками! Варвары с улыбками разговаривали с Гон Салу и Жаном, их похлопывали по плечам, подливали чай в чашечки…
— Это самый ужасный день в моей жизни! — со стоном протянул Айжиндай, ненавидяще смотря на шатер. — Я никогда не доверял им!
Дачэнь, насупленный, злой и мокрый от пота, молча отгонял жужжащих вокруг него слепней.
А через некоторое время из шатра вышел Ли Хо и, кинув одному из караульных флягу с водой, которую тот ловко поймал, приказал пленникам убираться восвояси.
— Гон Салу решил служить князю Соколу! А вы нам не нужны, — рассмеялся принц и вытащил из-за пояса свитки, завернутые в искусно выделанную кожу. — Эти бумаги надо передать принцу-регенту Доргоню, в них наши условия мира. А теперь уходите!
Глава 11
Вечером поднялся юго-западный ветер, принесший с моря долгожданную прохладную свежесть и мелкий дождик. Потому изрядно уставший от непривычной духоты, стоявшей на острове уже второй день, Брайан перенес общее собрание из прохладной нижней залы замка в свой кабинет, который находился в башне, именуемой «Упрямый волк». Название башни нравилось Белову, как и суровые стены замка, их угрюмая лаконичность и своеобразная красота. Конечно, в век постоянно совершенствующейся разрушительной мощи артиллерии укрепленные замки, стоявшие словно перст в поле, совершенно потеряли свое оборонительное значение. Аренсбургский замок в силу этих причин опоясывали куртины, соединявшие четыре бастиона, сооруженные всего лишь несколько лет назад под руководством шведского фортификатора Георга Швенгельна. При новой власти стены были укреплены и кое-где перестроены с учетом использования новых пушек. Брайан понимал, что, случись более серьезное нападение шведов, он сможет удержать лишь замок, обороняясь в нем некоторое время, продолжительность которого зависела только от количества боеприпасов. Эти мысли стали приходить в голову после посещения порта Пернов, где эзельцы были неласково встречены шведами.
Но прежде чем заняться делами воеводства, Брайану пришлось, по настоянию Тимофея Кузьмина, ненадолго окунуться в более приземленные проблемы. Причин тому было несколько: во-первых, коллективная жалоба горожан на нечестных торговцев, якобы обманывающих добрых жителей округи. Во-вторых, прошение нескольких рыбацких артелей с западного побережья острова умерить аппетиты аренсбургского ростовщика Шейлока, требующего огромные проценты у просрочивших выплаты рыбаков. Кроме того, пастор из церкви Святого Лаврентия сообщил о том, что в его доме укрылся эст, который спасался от погони. По его словам, два десятка эстов-косарей с острова Даго были вывезены на Эзель и насильно удерживаемы одним из немецких баронов в своем имении безо всякой оплаты уже второй год. Существуя на положении рабов, они слезно молили новую власть о помощи, опасаясь за судьбу своих близких, оставленных на Даго.
Проблема наиболее незащищенных слоев здешнего общества стояла уже давно, но покуда Белов и его люди старались не сильно вмешиваться в сложившуюся ситуацию, чтобы не поломать уклад жизни на островах. Ведь форсированное изменение этой ситуации могло взорвать общество и нарушить баланс сил. Немцы составляли тот костяк социума, на который опирались сибирские пришельцы, и лишить их привилегий — значило немедленно ополчить против себя этих людей. Но все же требовалось как-то отойти от принципов века. Ибо коль уж сказали ангарцы первое слово, то за ним должно следовать и второе.
А пока Белов, недолго посовещавшись с тем же Тимофеем, его отцом и Сергеем Бекасовым, своим замом по безопасности, принял необходимые решения сложившихся проблем. Для начала на городском рынке должен быть открыт Двор мер и весов, где покупатели будут проверять сделанные покупки. И коли продавцы будут нечисты на руку, то находящийся при дворе судебный исполнитель с помощью дружинников будет штрафовать провинившихся. Такие же дворы должны быть открыты и в других частях воеводства по мере необходимости.
С ростовщиками было сложнее. Для начала следовало переписать их поименно и выдать лицензию, чтобы нелицензированным кредиторам не было дозволено давать ссуды крупнее определенной суммы. Но в будущем Брайан решил избавиться от подобной публики, создав в столице воеводства кредитный банк. По замыслу Брайана, в нем следовало кредитовать жителей воеводства, но на несколько иных условиях. А именно применять взимание фиксированной единовременной платы, зависящей от суммы кредита, как условие получения денег, без применения ссудного процента. Возвращение же денег гарантировалось обязательствами дальнейшей службы воеводству. В самом крайнем варианте на семью должника налагалось служение за половинное жалованье на тех условиях и должностях, что будут определены судебным решением. Это было необычайно мягкими условиями, и Кузьмин, в отличие от Бекасова, советовал обождать с этим банком некоторое время.
С косарями было проще всего: в имение барона отправлялись дружинники Дильса во главе с толковым офицером. Им было приказано освободить эстов и сопроводить их и самого барона в город, для дальнейшего разбирательства в суде.